По существу, она отличалась и от трагедии, которую произносят, и от топ, которую поют.

Это было нечто совсем иное. Мы не можем отделить структуру и звук лировского «навек,

навек, навек и т. д.» от его смысловых значений, и мы не можем' выделить лировское

«чудовищная неблагодарность», не увидев сразу, как короткая протяженность стихотворной

строки насыщает особым ударением слога. За словами «чудовищная неблагодарность»

скрывается волнение. Фактура языка здесь сходна с бетховенским построением звуков. В то

же время это не музыка, ибо эти звуки неотделимы от смысла. Стихи обманчивы.

Мы проделали как-то упражнение, взяв из Шекспира сиену прощания Ромео и Джульетты и

пытаясь (искусственно, конечно) распутать переплетение различных стилей.

Сиена звучит так:

Джульетта. Ты хочешь уходить? Но день, не скоро;

То соловей — не жаворонок был,

Что пением смутил твой слух пугливый, Он здесь всю ночь поет в кусте гранатном.

Поверь мне, милый, то был соловей.

Ромео. То жаворонок был, предвестник утра,—

Не соловей. Смотри, любовь моя,—

Завистливым лучом уж на востоке

Заря завесу облак прорезает.

Ночь тушит свечи: радостное утро

На цыпочки встает на горных кручах.

Уйти — мне жить; остаться — умереть.

Джульетта. Нет, то не утра свет — я это знаю:

То метеор от солнца отделился,

Чтобы служить тебе факелоносцем

И в Мантую дорогу озарить.

Побудь еще, не надо торопиться.

Ромео, Что ж, пусть меня застанут, пусть убьют!

Останусь я, коль этого ты хочешь.

Скажу, что бледный свет — не утра око,

А Циптии чела туманный отблеск,

И звуки те, что свод небес пронзают

Там, в вышине,—не жаворонка трель

Остаться легче мне—уйти нет воли,

Привет, о смерть! Джульетта хочет так.

Ну что ж, поговорим с тобой, мой ангел:

День не настал, есть время впереди.

Актеров попросили выбрать только те строчки, которые они могли бы играть о реальной