становится делом всей жизни; актер шаг за шагом расширяет свои знания о себе самом не

только во время репетиций, всегда мучительных, непохожих одна на другую, но и во время

представления — огромного восклицательного знака в его монологе. По терминологии

Гротовского, актер должен позволить образу «проникнуть» в его душу; сначала все к нем

сопротивляется этому вторжению, но упорным трудом актер приобретает целый ряд

технических навыков, которые позволяют ему управлять своим телом н психикой и

подавлять это сопротивление. «Самоиротивление» роли связано с самораскрытием: актер

добровольно показывает свое истинное лицо, понимая, что невозможно постигнуть секреты

роли, не отказавшись от защитных покровов, не раскрыв секретов своего «я». Таким

образом, исполнение роли становится жертвоприношением, причем актер публично

приносит в жертву как раз ту часть своего «я», которую большинство людей предпочитают

скрывать. Эта жертва — его дар зрителю. В театре Гротозского отношения между актером и

зрителем напоминают отношения между исповедником и верующими. Попятно, что не

каждому дано быть исповедником, с этим согласны все традиционные религии. Люди

делятся на мирян, которые делают необходимое в жизни дело, и на тех, кто ради блага мирян

несет иное бремя. Священнослужитель совершает обряд не только для себя, но и для других.

Выступая перед зрителями, актеры театра Гротовского предлагают своп спектакль как

церемонию: они вызывают в себе и обнажают перед теми, кто хочет в ЕГСЙ участвовать,

нечто свойственное каждому человеку и обычно скрытое за повседневной суетой. Это театр

Священный, потому что священна цель его; он занимает вполне определенное место в жизни

общества, отвечая тем потребностям, которые больше не могут удовлетворить церкви.

Гротовский ближе, чем кто-либо другой, подошел к осуществлению идеала Арто. Личная и