профессиональная жизнь его актеров слиты воедино, чем его театр принципиально

отличается от большинства авангардистских и экспериментальных студий, которые из-за

финансовых осложнений всегда вынуждены работать наспех и кое-как. Руководители такого

рода студии обычно не в состоянии осуществить свои замыслы, потому что им приходится

вести жестокую борьбу за существование. У них пет постоянной труппы; чтобы удешевить

постановки, они безжалостно сокращают число репетиции, оформление их спектаклей —

декорации, костюмы, свет и все остальное — обычно не отвечает своему назначению.

Бедность — их неизменная жалоба и неизменное оправдание. Гротовский сделал бедность

своим идеалом, его актеры отказались от всего, кроме своего тела, но в их распоряжении

остался человеческий из инструментов н безграничный запас времени — не удивительно, что

они СЧИТЗЕОТ себя самым богатым театром в мире.

В этих трех театрах — Канниннгэма, Гротовского и Беккета — есть много-общего: скудость

средств, напряженный труд, суровая дисциплина, безупречная четкость. И кроме того, почти

обязательно: это театры для elite (Избранных (франц.)). Мерс Каннингэм обычно выступает в

маленьких убогих театрах, и, хотя поклонники его искусства не перестают возмущаться тем,

что он лишен всякой материальной поддержки, ему самому это кажется вполне

естественным. Пьесы Беккета редко делают полные сборы даже в небольших театрах.

Гротовский сам решительно не соглашается играть более, чем для тридцати человек. Он

убежден, что задачи, которые стоят перед ним и актерами, настолько серьезны, что

расширение круга зрителей неизбежно приведет к снижению уровня исполнения. Он сказал

мне: «Мои поиски основаны на режиссере и актере. Ваши — на режиссере, актере и зрителе.

Я согласен, что такой путь возможен, но для меня он слишком извилист». Прав ли он?