лишь манеру исполнения, а манеры говорят только о манерах и больше ни о чем.

По поводу Шекспира нам лают — письменно и устно — тот же совет: «Играйте что

написано!» А что написано? Текст заключает в себе некий шифр. Слова, написанные

Шекспиром,— это письменное обозначение тех слов, которые он хотел слышать о виде

звуков человеческого голоса определенной высоты, с определенными паузами, в

определенном ритме, в сопровождении жестов, также несущих определенную смысловую

нагрузку. Слово не начинается, как слово, — это конечный результат импульса, который

возникает на нашего отношения к жизни, из нашего поведения и, раз возникнув, требует

выражения. Этот процесс совершается сначала в душе драматурга, а затем повторяется в

душе актера, В сознании их обоих, возможно, живут только слова, по и для автора и потом

для автора слово — это лишь небольшая видимая часть огромного невидимого целого.

Некоторые драматурги пытаются добиться воплощения своего замысла и своих намерений с

помощью ремарок и разъяснений, но, удивительное дело, наиболее талантливые драматурги

редко прибегают к дополнительным объяснениям. Они понимают, что лишние указания, как

правило, бесполезны. Они понимают, что единственная возможность найти верный путь к

произнесению слова— это воссоздать первоначальный творческий процесс. Процесс этот

нельзя пи обойти, ни упростить. К несчастью, едва любовник откроет рот или король

произнесет первое слово, как мы уже торопимся нацепить на них ярлыки: «Романтический

любовник», «Благородный король» — и машинально пускаемся в рассуждения о

романтической любви, о королевском благородстве и величин, будто это предметы, которые

можно положить на ладонь и поднести актерам, чтобы они могли получше их рассмотреть.

Между тем романтическая любовь и королевское благородство — это абстракции, которые в