— нам хотелось посмотреть, как в условиях спектакля выглядят некоторые из наших

экспериментов. Мы не дали публике ни программы, ни списка авторов, ни названий,

никакого комментария к происходящему.

Программу открывала трехминутная пьеса Арто «Струя крови», в которой Арто было

больше, чем у самого Арто, поскольку его диалог мы полностью заменили восклицаниями.

Часть публики сидела как завороженная, часть хихикала. Мы-то ставили пьесу как

серьезную. Затем показали маленькую интерлюдию, которую сами мы рассматривали как

шутку. Теперь уже публика была в замешательстве: весельчаки не знали, продолжать ли им

смеяться; настроенные всерьез и не одобрявшие смеха своих соседей в свою очередь

недоумевали. По мере того как представление продолжалось, напряжение росло. Когда

Гленда Джексон сняла с себя все, как того требовала ситуация, наступило напряжение

первого рода: теперь, очевидно, от спектакля можно было ожидать всего. Мы имели

возможность наблюдать, насколько аудитория не подготовлена к сиюминутным оценкам

происходящего. На втором спектакле напряжение несколько ослабло. Критических статей не

появилось, а я не думаю, чтобы многие из пришедших на второе представление были заранее

подготовлены друзьями, побывавшими здесь накануне. И тем не менее публика уже не

испытывала такого напряжения. Я полагаю, что, скорее всего, в работу вступили новые

факторы. Зрители знали, что этот спектакль уже игрался, и сам факт, что ничего не

появилось в газетах, был сигналом безопасности. По всей видимости, ничего ужасного в

театре не происходило. Окажись кто-нибудь из зрителей ранен или подожги мы здание, это

напечатали бы на первой полосе. Отсутствие новостей — хорошие новости. По мере того как

спектакль продолжал идти, распространился слух, что он состоит из импровизаций,

нескольких скучных отрывков, куска из Жене, мешанины из Шекспира и множества громких