необходимо обсудить общее направление пьесы, но наступает время, когда о нем следует

забыть, обращая внимание только на то, что может быть раскрыто через непринужденное

веселье, экстравагантность, легкомыслие. Бывает период, когда никого не должен

беспокоить конечный результат. Я не терплю присутствия посторонних людей на

репетициях, потому что считаю эту работу сугубо интимной, 4 закрытой: актеров не должно

огорчать, что они глупо выглядят или допускают ошибки. Многое в репетициях

непостижимо для постороннего — эксцессы не только бывают дозволены, но иногда и

спровоцированы, к удивлению и негодованию труппы, пока не настанет момент всему этому

положить конец. И тем не менее даже в период репетиций приходит день, когда присутствие

посторонних людей необходимо, когда те из присутствующих, чьи лица, казалось бы,

выражают недоброжелательность, могут вызвать новое напряжение в работе, а напряжение в

свою очередь — новый подъем. В процессе репетиций неизбежно должны меняться формы

работы. И еще ОДЕЮ требование к режиссеру: он должен безошибочно почувствовать тот

момент, когда исполнители, упоенные собственным талантом и взвинченные процессом

творчества, теряют из виду саму пьесу. В одно прекрасное утро работа в корне меняется:

самым важным становится результат. Шутки и вольности безжалостно устраняются, все

внимание обращено на спектакль, на манеру произнесения текста, па исполнение, технику,

дикцию, контакт с публикой. Глупо было бы режиссеру вставать на позицию доктринера, то

есть либо употреблять технические термины, говоря о темпе, полноте звучания и т. д., либо

вовсе избегать таких понятий, поскольку они антихудожественны. Режиссеру ничего не

стоит оказаться завязшим в системе. Наступает такой момент, когда разговор о темпе,

точности, дикции оказывается единственно важным, «Быстрее», «продолжайте так же»,