разговор о людях, о власти, о деньгах, о структуре общества — пройденный этап.

Но если язык театра во многом предопределен временем, тогда следует признать, что

сегодня грубость ближе к жизни, а святость дальше от нее, чем в любую из эпох. Когда-то

театр начинался, как магия: таким он был на священных празднествах, таким он был, когда

впервые зажглись огни рампы. Сегодня все переменилось. Публике не очень нужен театр, и

она с недоверием относится к тем, кто в нем творит. Так что нам трудно рассчитывать на

благоговейную сосредоточенность зрительного зала. Наша задача — завладеть его

вниманием и вызвать к себе доверие.

Для этого мы должны убедить зрителей, что не собираемся их одурачивать трюками, ничего

от них не скроем. Мы должны показать, что в руках у нас ничего нет, а в рукавах ничего не

спрятано. Только тогда можно начинать.

ТЕАТР КАК ТАКОВОЙ

Нет сомнения, что театр занимает в жизни особое, ему одному принадлежащее место. Он как

увеличительное стекло и одновременно как уменьшительная линза. Это маленький мир. Но

он легко может превратиться из маленького в ничтожный. Он не похож на окружающую

жизнь, так что его легко вообще разлучить с жизнью. С другой стороны, хотя все меняется н

нам все меньше приходится жить в маленьких городах и все больше в нескончаемых

мегаполисах, театр остается прежним: общин состав исполнителей тот же, каким он 1Е был

всегда. Театр сужает жизнь, он сужает ее во многих отношениях. Трудно поставить перед

собой в жизни всего одну цель; в театре, однако, цель ясна и едина. С первой репетиции она

всегда в поле зрения, и притом не слишком отдалена. В достижении ее участвуют все. Мы

видим, как вступают в действие некоторые социальные факторы: напряжение премьеры

создает такую сработанность, такую увлеченность, такую энергию и внимание к нуждам

друг друга, что правительства начинают опасаться — представится ли возможность