применять презрительно, чтобы закрыть тему или одержать верх. К сожалению, это тоже

ведет к упрощению: язык действия, тяжелый, сочным, выразительный, противопоставляется

языку психологии, то есть фрейдистскому — зыбкому, подвижному, туманному, неясному.

Если взглянуть с этой точки зрения, психология предстает в невыгодном свете. Но

справедливо ли такое деление? Все это иллюзия. Наш основной язык — обмен

впечатлениями с помощью образов. Когда один человек создает образ, в тот же момент

другой встречает этот образ с доверием. Ассоциация, подхваченная другим,— это уже язык,

но, если ассоциация ничего не вызывает в другом человеке, если иллюзия не оказывается

разделенной, тогда взаимосвязи не произойдет. Брехт приводил в качестве примера

рассказчика, описывающего уличное происшествие. Давайте воспользуемся его же

примером и проанализируем процесс восприятия. Когда кто-то описывает нам аварию на

улице, наша психическая реакция довольно сложна; связь возникает как бы в трех

измерениях с вмонтированным звуком, поскольку мы одновременно воспринимаем целый

ряд не связанных между собой элементов. Мы видим рассказчика, слышим его голос,

сознаем, где мы находимся, и в дополнение ко всему этому проникаемся ощущением

события, которое он описывает: полнота и красочность его мгновенной зарисовки зависят от

мастерства и дара убеждения рассказчика. Кроме того, это зависит от его психического

устройства. Если он церебрального типа (я имею в виду человеку, у которого живость и

подвижность — это прежде всего свойства его ума), мы получим представление о холодных

наблюдениях, а не о непосредственных переживаниях. Если же рассказчик эмоционально

раскован, все пойдет по другим каналам, так что безо всякого с его стороны усилия, без

детального разбора он непременно воссоздаст более всеобъемлющую картину уличной