в тот момент, когда актер окончательно уяснит, что от него требуется, что он должен

выполнять, только тогда он сможет по-настоящему осознать свою роль. Когда он соотнесет

себя со всей пьесой в целом, он увидит, что излишняя детализация не только зачастую

противоречит задачам спектакля, но что множество ненужных подробностей сработает

против него самого н сделает его выход менее выразительным. Тогда он более

беспристрастно посмотрит на роль, которую играет, и воспримет положительные н

отрицательные черты персонажа уже с другой точки зренияг'а под конец сделает вывод,

совсем противоположный первоначальному, согласно которому он считал самым главным

свою «идентификацию» с ролью. Конечно, эта теория может легко * запугать актера; если он

попытается применить ее наивно, подавляя собственные инстинкты и превращая себя в

интеллектуала, он плохо кончит. Ошибочно было бы полагать, что каждый актер может

работать самостоятельно с помощью теории. Ни одни актер не в состоянии играть шифр:

какой бы стилизованной и схематичной ни была пьеса, актер всегда должен до некоторой

степени верить в сценическую жизнь того странного существа, которое он изображает. Но

тем не менее актер вправе пользоваться тысячью способами игры, а играть портрет — далеко

не единственный выход. Брехт ввел понятие интеллигентного актера, способного определить

ценность собственного вклада. Всегда существовали, да и сейчас есть актеры, которые

гордятся тем, что ничего не знают о политике, и рассматривают театр, кик башню из

слоновой, кости. Для Брехта такой актер не достоин занимать место среди мастеров. Актер,

играющий в театре, должен с таким же интересом относиться к событиям внешнего мира,

как к своим собственным.

Когда теорию облекают в слова, начинается путаница. Брехтовские постановки за пределами

«Берлннср ансамбля», основанные на брехтовских эссе, отличаются брехтовской