неотделима от многоступенчатого ряда приемов, которыми он реализуется. «Черные» Жене

достигают полноты звучания, когда между публикой и актерами устанавливается

напряженная взаимосвязь. В Париже, когда на спектакле присутствовали интеллектуалы,

пьеса казалась развлечением в духе литературного барокко; в Лондоне, где публике не было

дела ни до французской литературы, ни до негров, пьеса теряла смысл; в Нью-Йорке в

великолепной постановке Джина Фрэпкела она была наэлектризованной и напряженной.

Мне рассказывали, что напряжение колебалось от вечера к вечеру в зависимости от

соотношения в зале белых и черных.

«Марат/Сад» не мог бы появиться до Брехта. Он задуман Питером Вайсом на разных

уровнях очуждении: события французской революции нельзя воспринимать буквально,

поскольку их изображают сумасшедшие, а их поступки в свою очередь вызывают сомнения,

поскольку режиссер маркиз де Сад. К тому же события 1780 года воспринимаются с точки

зрения 1808 и 1966 годов, то есть люди, сидящие в зале, как бы представляют публику

начала XIX века, а в то же время сами они — из XX века. Все эти перекрещивающиеся

планы сгущают восприятие в каждый отдельный момент, вызывая активность любого из

зрителей. В конце пьесы сумасшедший дом впадает в неистовство: все актеры

импровизируют с необыкновенной отдачей и на миг все происходящее па сцене становится

натуралистическим и безудержным. Мы чувствуем, что нет такой силы, которая была бы в

состоянии прекратить этот разгул, мы приходим к выводу, что не будет конца безумию чело-

вечества. И именно в этот момент на сцену Королевского шекспировского театра выходила

помощник режиссера, свистела в свисток, и безумие тотчас прекращалось. В этом была своя

загадка. Еще минуту назад положение казалось безнадежным, теперь представление-

окончено, актеры срывают с себя парики, словно говоря: разумеется, это всего лишь пьеса. И