психиатра, в церкви или в кино. Существует только одно любопытное различие между кино

и театром. Кино выносит на экран образы прошлого. Поскольку это то, чем занят разум на

протяжении всей жизни, кино представляется интимно реальным. На самом деле ничего

подобного. Кино доставляет радость продлением на экране воображаемых каждодневных

впечатлений. Театр же всегда утверждает себя в настоящем. Это как раз то, что может

сделать его более реальным, чем обычный поток сознания. Это то, что может делать его

таким будоражащим.

Именно отношение цензуры к театру красноречиво говорит о его скрытой силе. При

большинстве режимов, даже когда печатное слово свободно, изобразительное искусство

свободно, в последнюю очередь свободной становится сиена. Инстинктивно правительства

знают, что живое событие может вызвать опасную вспышку, даже если, как мы видим» это

происходит достаточно редко. Но этот древний страх — признание древних возможностей.

Театр — арена, где может произойти живое столкновение. Средоточие большой группы

людей вызывает общее напряжение, благодаря чему силы, которые в любое время управляют

повседневной жизнью каждого человека, оказавшись в этот момент изолированными, могут

заявить о себе более внушительно.

Теперь мне придется быть нескромным. В трех предыдущих главах я занимался различными

формами театра в целом, как они складываются во всем мире и, естественно, а моей

собственной практике. Если эта последняя глава, которая неизбежно оказывается в

некотором роле заключением, выльется в рассказ о форме театра, который я как бы

рекомендую, то это оттого только, что п могу говорить лишь о театре, который я знаю. Мне

невольно придется сузить поле зрения и говорить о театре, как понимаю его я,

автобиографически. Я попытаюсь приводить примеры и делать умозаключения, исходя из