— Оценивайте предмет не с внешней стороны, а со стороны вашего отношения к предмету. И не описывайте мне интонацией внешний облик чело­века. Предположим, что судебный следователь в «Злоумышленнике» глуп, надменен. Опишите мне внут­реннюю сущность этого человека и ваше отношение к нему.

Тогда вы сможете бороться с прямолинейностью при­способлений.

Я вам скажу ужа-аа-сную вещь (а что — неизвестно). Какая чу-у-дная луна, какая зеле-е-ная трава. Цвет и вкус нельзя играть. Передавайте свое отношение к цвету. Нельзя делать ударение на цвете хотя бы по­тому, что это прилагательное. Оно может принять уда­рение лишь в том случае, если мы с чем-нибудь его со­поставим: «Здесь бело-розовые, а там красные». Если вы сопоставляете, то одно должно быть сказано медленнее, а другое скорее.

Константин Сергеевич вел яростную борьбу против примитивных и прямолинейных приспособлений в сце­нической речи, усматривая в них один из источников штампов, настаивая на том, что наличие подлинного, ор­ганического действия неминуемо вызывает у актера ту «душевную мудрость», которая для достижения своей цели ищет различных приемов, разнообразных приспо­соблений.

Он говорил о том, что у него есть практический при­ем для воспитания в актере вкуса к приспособлениям.

— Попробуйте вспомнить все человеческие состоя­ния, которые вы знаете: грусть, злость, ирония, радость, тоска, спокойствие, возбуждение, добродушие, насмеш­ка, придирчивость, каприз, презрение, отчаяние, благоду­шие, сомнение, удивление и т. д., — говорил он на уроке в Студии, — и понаблюдайте в жизни. Вы увидите, что в жизни человек выражает свои чувства необычайно раз­нообразно. Человек хитрый, он находит разнообразные краски. Разве вы не наблюдали людей, которые зло говорят о своей радости, о своей тоске говорят с иро­нией?