Мы перешли к авторскому тексту. Момент этот в большинстве случаев проходил безболезненно. Текст укладывался легко, ученики впитывали слова, которые точнее и лучше их собственных слов выражали ход мыс­лей, к которому они уже привыкли в предварительной работе.

Вопрос о том, когда и как переходить к точному ав­торскому тексту и в работе над ролью и в работе над художественным словом, очень беспокоил Станиславско­го. Он неоднократно говорил об этом, подчеркивая, что это вопрос экспериментальный, требующий проверки на практике.

Переход к чистому авторскому тексту требует боль­шой чуткости от режиссера.

Опасен момент, когда студент или актер привыкает к своему тексту и он кажется ему наиболее точным и вы­разительным для его хода мыслей.

Поэтому, основываясь на своей практике, я считаю, что период репетиций, во время которых актер произно­сит текст своими собственными словами, надо как можно теснее сближать с проверкой себя подлинным авторским текстом.

Эта проверка способствует тому, что студент или ак­тер начинает любить словесную форму выражения, ко­торой добился автор. Само произнесение авторского тек­ста является обычно радостным и обогащающим момен­том, так как актер уже усвоил логику и последователь­ность мыслей и развивает свое понимание связей и путей, которые привели автора именно к данной формули­ровке.

Константин Сергеевич живо интересовался ходом ра­боты над каждым отрывком, просматривал все зачетные работы, беспрерывно подбрасывая новые мысли педаго­гам и ученикам, намечая все более точные и тонкие пути в работе.

Трудно передать, как этот великий педагог радо­вался проявлению малейшей искры правды у ученика, как настойчиво воспитывал в нас веру в силу труда и необходимость работы над собой.

На его занятиях царила атмосфера какого-то торжественного праздника. Само собой возникало чувство собранности и ответственности. Когда раздавалось гроз­ное «не верю», казалось иногда, что ученик не найдет в себе мужества продолжать, но великий педагогический талант Константина Сергеевича вызывал к жизни ту требовательность к себе, когда ложное самолюбие, стеснение отходили на задний план и возникала жажда сде­лать хоть крупицу того большого, к которому так страстно звал Станиславский.