Наметив эти этюды, я проверила у Константина Сер­геевича, верно ли я разобрала рассказ Чехова.

Он попросил меня прочитать ему «Шампанское» вслух.

Прослушав внимательно рассказ, он спросил:

— А почему намеченные вами этюды заканчиваются первой встречей с женщиной, которая сыграла такую роль в жизни начальника полустанка?

Ученику необходимо нафантазировать и то, что прои­зошло после этой встречи до момента, когда он стано­вится тем проходимцем, в уста которого автор вклады­вает весь рассказ. Чехов нам не раскрывает этого. Он как всегда, лаконичен, но актер для того, чтобы иметь право сказать: «Не помню, что было потом... Все поле­тело к черту верхним концом вниз. Помнится мне страш­ный, бешеный вихрь, который закружил меня, как пе­рышко... Из степного полустанка, как видите, он забро­сил меня на эту темную улицу...», — актер должен столь­ко нафантазировать, должен накопить такое количество видений, чтобы слушающие его поняли, что он не хочет говорить о подробностях, он не забыл, а ему трудно го­ворить о том, что по сей день живо для него.

Проверив у Константина Сергеевича правильность разбора других рассказов по фактам и действиям и вер­ные ли я наметила этюды, я приступила к занятиям.

Условия для этой работы в Студии были замечатель­ные. Кто из педагогов по слову может рассчитывать на то, что на его уроке ему будет предоставлена возмож­ность заниматься этюдами со всей группой! Мы имели в Студии эту возможность, и я на практике убедилась, как много это дает.

Для «Дочери Альбиона» Чехова мы делали такой этюд. Два ученика и ученица удили рыбу, и один из учеников пытался дать понять ученице, которая якобы не знала русского языка, что ему надо влезть в воду, что­бы не упустить рыбу. Не добившись ничего, он раздевался и влезал в воду, а ученик, который в будущем дол­жен был читать рассказ «Дочь Альбиона», наблюдал за этой сценой и потом рассказывал нам во всех деталях все, что он увидел.