Возьмем для примера монолог Чацкого из первого ак­та «Горя от ума».

Взволнованный приездом в Москву после длительного отсутствия, взволнованный свиданием с любимой девуш­кой, Чацкий хочет узнать о своих старых знакомых, но, спрашивая, он не дожидается ответа Софьи. В этом моз­гу толпятся, именно толпятся, нахлынувшие воспомина­ния, и он безжалостно, со всем присущим его острому уму сарказмом рисует их портреты такими, какими они сохранились в его памяти. Он хочет узнать, изменилось ли что-нибудь за время его отсутствия, или «нынче» все «так же, как издревле». Ему интересно, изменились ли симпатии Фамусова, или он по-прежнему

…все Английского клоба

Старинный верный член до гроба?

Он хочет знать, «отпрыгал ли свой век» дядюшка Софьи, жив ли «тот черномазенький, на ножках журав­линых», который беспрерывно мелькал когда-то «в сто­ловых и в гостиных», имя его он забыл, но помнит, что «он турок или грек». И о трех из «булеварных лиц, которые с полвека молодятся», хочется ему узнать. И тут же в памяти мгновенно возникает новый образ:

А наше солнышко? ваш клад?

На лбу написано: театр и маскарад...

С этим человеком, который «сам толст», а «его артисты тощи», связано веселое воспоминание. Во время одного из зимних балов Чацкий вдвоем с Софьей открыл «в од­ной из комнат посекретней» человека, который «щелкал соловьем».

Но это воспоминание уже вытесняется новым. Хочет­ся узнать, как живет «чахоточный», какой-то родствен­ник Софьи,

   ... книгам враг,

В ученый комитет который поселился,

И с криком требовал присяг,

Чтоб грамоте никто не знал и не учился?

Об этих людях, которые когда-то до смерти надоели Чацкому, от которых он в свое время бежал и с которы­ми его вновь сводит судьба, хочется ему поболтать с под­ругой своих юных лет, потому что, когда

...постранствуешь, воротишься домой,