Но стоит только выучить текст, как все, бывшее та­ким живым в представлении актера, сразу становится мертвым.

Как избежать этой опасности?

Соглашаясь с Вл. И. Немировичем-Данченко, что сло­во— венец творчества и его начало, Стани­славский указал на опасность, которая таится в прямо­линейном подходе к авторскому тексту. Механическое за­поминание текста приводит к тому, что он, по выражению Станиславского, «садится на мускул языка», то есть штампуется, становится мертвым.

Исходя из того, что слово неразрывно связано с мыс­лями, задачами и действиями образа, Станиславский считал, что актер может прийти к живому слову только в результате большой подготовительной работы, которая и подведет его к тому, что авторские слова сде­лаются ему необходимыми для выражения ставших сво­ими мыслей действующего лица.

В начальном периоде работы, по мысли Станислав­ского, авторские слова нужны актеру не для заучи­вания, а как основной материал, от которого должно оттолкнуться воображение артиста, для познания всего  богатства  заложенных   в   авторский текст мыслей.

«В огромном большинстве случаев в театре, — пишет Станиславский, — только прилично или же недостаточно хорошо докладывают текст пьесы зрителям. Но и это делается грубо, условно. Причин много, и пер­вая из них заключается в следующем: в жизни всегда говорят то, что нужно, что хочется сказать ради какой-то цели, задачи, необходимости, ради подлинного, продуктивного и целесообразного сло­весного действия... На сцене не то. Там мы гово­рим чужой текст, который дан нам автором, часто не тот, который нам нужен и который хочется сказать.

Кроме того, в жизни мы говорим о том и под влияни­ем того, что мы реально или мысленно видим вокруг се­бя, то, что подлинно чувствуем, о чем подлинно думаем, что существует в действительности. На сцене же нас за­ставляют говорить не о том, что мы сами видим, чувст­вуем, мыслим, а о том, чем живут, что видят, чувствуют, думают изображаемые нами лица».