ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

Станиславский любил обращаться для пояснения своих мыслей к примерам из области изобразительного искусства.

Расцвет русской реалистической живописи давал широкий простор для наблюдений и обобщений, и Станиславский внимательно искал в смежном искусстве выражения творческих законов, близких и театральному искусству.

Гигантская фигура Репина привлекала его мощью сво­его таланта, ему хотелось понять, какими живописными средствами Репин добивается раскрытия психологиче­ской глубины содержания, как он умеет показать внут­ренний духовный мир человека, передать тончайшие ню­ансы его чувств и мыслей, какими средствами Репин за­ставляет нас слышать тембр голосов хохочущих запорож­цев или кричащего от ужаса Ивана IV, каким образом Репин средствами живописи передает то, что, казалось бы, недоступно изобразительному искусству.

Исследователь творчества И. Е. Репина И. Э. Грабарь утверждает, что «Репин своим творчеством раздви­нул все пределы изобразительных возможностей, на ко­торых он застал искусство. Он показал, что считавшееся недоступным для живописи и выполнимое только средст­вами художественной литературы стало полностью под­властно и средствам изобразительного искусства!»

Вспомним письмо Крамского к Суворину, написанное непосредственно после того, как Крамской увидел в ма­стерской у Репина еще не законченную картину «Иван Грозный и сын его Иван».

Потрясенный Крамской писал:

«...Прежде всего меня охватило чувство совершенного удовлетворения за Репина. Вот она, вещь, в уровень та­ланту. Судите сами. Выражено и выпукло выдвинуто на первый план — нечаянность убийства! Это самая феноменальная черта, чрезвычайно трудная и решенная толь­ко двумя фигурами. Отец ударил своего сына жезлом в висок, да так, что сын покатился и тут же стал истекать кровью. Минута, и отец в ужасе закричал, бросился к сы­ну, схватил его, присел на пол, приподнял его к себе на колени и зажал крепко, крепко одною рукою рану на вис­ке (а кровь так и хлещет между щелей пальцев), другою поперек за талию прижимает к себе и крепко, крепко це­лует в голову своего бедного, необыкновенно симпатично­го сына, а сам орет (положительно орет) от ужаса в беспомощном положении. Бросаясь, схватываясь и за свою голову, отец выпачкал половину (верхнюю) лица в крови. Подробность шекспировского комизма. Этот зверь-отец, воющий от ужаса, и этот милый и дорогой сын, безропотно угасающий, этот глаз, этот поразительной привлека­тельности рот, это шумное дыхание, эти беспомощные ру­ки! Ах, боже мой, нельзя ли поскорее, поскорее помочь! Что за дело, что в картине на полу уже целая лужа крови на том месте, куда упал на пол сын виском, что за дело, что ее еще будет целый таз, — обыкновенная вещь! Чело­век, смертельно раненный, конечно, много ее потеряет, и это вовсе не действует на нервы! И как написано, боже, как написано!