аналогий, околдовывает; театр, где главное не текст пьесы, а сама пьеса, само событие,

которое лежит в ее основе.

Существует ли какой-нибудь другой язык, столь же точный, как язык слов? Существует ли

язык действий, звуков, язык, где слово — часть движения, где слово-обман, где слово —

пародия, где слово — бессмыслица, где слово — противоречие, язык слов-ударов, слов-

криков? Если мы говорим о чем-то, что таится за словом, если поэзия заключает нечто

мистифицирующее и всепроникающее, быть может, здесь и скрывается то, что

нам нужно? Чарлз Маровнц и я вместе с группой актеров Королевского шекспировского

театра организовали Театр жестокости; мы хотели разобраться во всех этих вопросах и

попытаться попять, какие творческие возможности открывает такого рода Священный

театр.

Название было данью уважения Арто, однако мы вовсе не собирались воссоздавать его

театр. Тому, кто хочет понять, что такое Театр жестокости, нужно обратиться

непосредственно к трудам Арто. Мы же воспользовались его пугающим названием, чтобы

под этим прикрытием проводить сиои собственные эксперименты, многие из которых были

подсказаны идеями Арто, но многие были очень далеки от того, что он предлагал. Мы не

осмелились приблизиться к ослепительному ядру, мы скромно начали с дальних подступов.

Перед нами сидел актер, мы допросили его вообразить какую-нибудь драматическую

ситуацию, которая не требует физических действий, и попытались угадать, в каком

душевном состоянии, он находится. Разумеется, это оказалось невозможно, в чем мы и

убедились в результате этого опыта. Затем мы попытались установить, какие минимальные

средства выражения необходимы, угадывание стало возможным, что это: звук, движение,

ритм; взаимозаменяемы ли эти элементы или каждый из них по-своему ограничен и обладает

своей особой силой воздействии? Мы работали, каждый раз ставя какие-нибудь жесткие