энтузиазм, когда во всем мире задет несколько хороших пьес. Год за годом продолжается

приток нового разнообразного материала в кино, а театрам по-прежнему не остается ничего

другого, как выбирать между великими, творениями классиков и несравненно худшими

произведениями современных драматургов. Так перед нами открывается еще одна не менее

важная грань проблемы — проблема мертвой драматургии. Написать пьесу невероятно

трудно. Природа драматургического произведения требует, чтобы его создатель

.перевоплотился одновременно в нескольких совершенно непохожих друг на друга людей.

Драматург — не судья, он — творец, н если даже в первом его опусе всего два действующих

лица, то независимо от избранного им жанра он должен прожить жизнь каждого из них от

начала до конца. Умение с одинаковой полнотой вживаться в самые разные характеры'—

принцип, на котором построена вся драматургия Шекспира и Чехова,— требует

нечеловеческого напряжения в любую эпоху. Для этого нужно обладать совсем особым

даром, и вполне возможно, что наш век не благоприятствует развитию такого рода талантов.

Произведения начинающих драматургов часто кажутся нам незначительными главным

образом потому, что молодые авторы еще не в силах достаточно глубоко проникнуться

заботами человечества; с другой стороны, пожилые литераторы, которые придумывают

персонажей а потом выбалтывают псе их секреты, тоже не внушают нам особого доверия.

Отвращение к классическим формам романа, охватившее французов, было реакцией на

всеведение писателей предшествующей эпохи: если вы спросите Маргерит Дюра, какие

чувства испытывает ее герой, она, наверное, скажет: «Откуда я знаю»; если вы спросите Роб-

Грине, почему некий его персонаж поступил так, а не иначе, он, скорее всего, ответит: «Я

знаю доподлинно только, что он открыл дверь правой рукой». Но эта манера мышления еще