погибших в Освенциме. Завязалась оживленная дискуссия.

— Азенкур — это прошлое.

— Но Освенцим — тоже прошлое.

— Пятнадцатилетней давности!

— Сколько же времени должно пройти?

— Когда труп становится историческим трупом?

—Через сколько лет убийство приобретает романтический ореол?

Мы поговорили еще несколько минут, и я предложил провести такой опыт. Я попросил того

же актера - любителя прочесть монолог еще раз с паузами после каждого имени; во время

пауз слушатели должны были, соблюдая тишину, припомнить и объединить свои

впечатления от Освенцима и Азенкура и постараться поверить в то, что все эти имена

принадлежали некогда живым людям, поверить настолько, чтобы представить себе, что

бойня при Азенкуре происходила на их памяти. Актер начинал читать монолог снова, и

слушатели добросовестно старались выполнить порученную им работу. После первого

имени относительная тишина стала напряженной. Это напряжение передалось актеру, он

почувствовал, что между ним и слушателями установилась эмоциональная связь, он перестал

думать о себе, все его внимание сконцентрировалось на том, о чем он говорил. Теперь уже

сосредоточенность слушателей активно помогала ему: его интонации упростились, он нашел

верный ритм, это в свою очередь усилило интерес слушателей, и наконец возник

двусторонний поток мыслей н чувств. Когда он кончил, мне ничего не нужно было

объяснять, слушатели сами поняли, что им удалось сделать, они сами поняли, насколько

разной может быть тишина.

Конечно, этот опыт, как все другие опыты, было достаточно искусственным: зрители играли

в нем более активную роль, чем обычно, и тем самым помогли неопытному актеру. Как

правило, опытный актер, читая такой отрывок, сам добивается от зрителей той степени

внимания, которая соответствует степени правдивости его исполнения. Иногда актеру

удается полностью захватить аудиторию, и тогда он, как матадор-виртуоз, может делать со