доведет мускулы языка до состояния безукоснительного подчинения, — так он обретает

полную свободу. Для клоуна, акробата, танцора совершенно очевидно, что только с

помощью повторений можно отработать определенные движения, и каждый, кто отрицает

повторение, знает, что некоторые средства выражения для него автоматически закрыты. В то

же время повторение — слово без ореола. Это понятие без тепла. Непосредственная

ассоциация от него всегда беспощадна. Повторение — это уроки музыки, которые нам

запомнились с детства, это проигрывание гамм. Повторение — это путешествующая

музыкальная труппа, играющая уже автоматически с пятнадцатым составом, действия

потеряли смысл и аромат. Повторение — это то, что при водит к бессмыслице: спектакль,

идущий слишком долго и выматывающим душу, ввод дублеров, — словом, все то, чего

боятся восприимчивые актеры. Эта имитация под копирку безжизненна. Повторение

отрицает живое. Это так, словно уже в самом слове заключено основное противоречие

театра. Чтобы событие на сцене развивалось, ого необходимо заранее подготовить, а процесс

подготовки часто включает в себя повторение одного и того же. Будучи завершенным, он

нуждается в том, чтобы его просмотрели. Затем оно может повлечь за собой законное

требование быть повторенным снова и снова. В таком повторении — семена будущего

загнивания.

Каким образом разрешить это противоречие? И здесь ответ в слове representation, которое

по-французски означает представление. Представление — это тот случай, когда что-то

представляют, что-то из прошлого показало снова, что-то, что было когда-то, существует и

теперь. Представление — это не имитация а не описание события, взятого из прошлого.

Представление отрицает время. Оно стирает разницу между вчера и сегодня. Оно берет

вчерашнее событие и заставляет его звучать сегодня во всех проявлениях, включая