несоответствия между произношением и костюмом, мимикой и диалогом, реализмом н

условностью. Зрители следят за сюжетными линиями, даже не подозревая, что в каком-то

месте оказались свидетелями нарушения стандартных приемов. Мартин Эсслин писал, что,

когда заключенные Сан-Кпснтипа впервые в своей жизни увидели пьесу, а ею оказалась «В

ожидании Годо», они восприняли ее без всяких затруднений, тогда как для обычных

любителей театра в ней многое осталось непонятным.

Одним из первых зачинателей движения за новое понимание Шекспира был Уильям Паул.

Мне довелось беседовать с актрисой, работавшей с Поулом над спектаклем «Много шума из

ничего», который прошел всего один раз лет пятьдесят назад в одном из мрачных

лондонских, залов, Актриса вспоминала, что на первой репетиции Поул появился с большим

чемоданом журнальных вырезок» среди которых были фотографии, рисунки, картины. «Это

— Вы», — сказал он, протягивая ей фотографию дебютантки на вечере в РоЛял-Гардеп. Для

кого-то нашелся рыцарь в доспехах, еще для кого-то портрет работы Гепнсборо, а для кого-

то просто шляпа. С помощью самых примитивных средств Поул попытался выразить пьесу,

какой он видел ее, когда читал, то есть непосредственно, как это делает ребенок, а не как

взрослый, руководствующийся знанием истории эпохи. Поул был великим новатором,

который прекрасно понимал, что логическая закономерность не имеет ничего общего с.

настоящим шекспировским стилем. Однажды, работая над постановкой пьесы «Бесплодные

усилия лгобви»;1 я одел персонажа, которого звали Тупой Кон-стэбль, в форму

викторианского полицейского, поскольку его имя сразу ассоциировалось с образом

ТНПИЧЕЮГО лондонского бобби. Исходя из других соображений, остальных героев я одел в

костюмы XVIII века с картин Ватто, но никто не ощутил анахронизма. Недавно я видел

спектакль «Укрощение строптивой», где все актеры нарядились в костюмы согласно