интеллектуалы возвращаются к народу. Так что Тотальный театр — это просто сочетание

всех этих ингредиентов. Во все времена экспериментальный театр зарождается в

театральных помещениях, а возвращается в комнату или в круг. Настоящая встреча с

американским искусством происходит в мюзикле (в тех случаях, когда он достаточно

высокого уровня), а не в опере. Американские поэты, хореографы и композиторы

устремляются к Бродвею. Интересным примером может служить такой хореограф, как

Джером Робине, проделавший путь от чистых абстрактных театров Баланмина и Марты

Грэхем к грубому народному зрелищу.

Однако слово «народный» не исчерпывает самого понятия: «народный» — это сельская

ярмарка и веселящиеся люди. Но народная традиция — это еще и медвежья охота, и едкая

сатира, и гротесковая карикатура. Этим отличался и самый великий из всех грубых театров

— Елизаветинский. А в современном английском театре непристойность и грубость стали

двигателями возрождения. Сюрреализм — груб, Жарри — груб. Все это можно увидеть в

театре Спайка Миллигапа, где воображение, вырвавшееся на волю, как летучая мышь,

вслепую перелетает от одного стиля к другому. Миллиган, Чарлз Вуд и некоторые другие —

это только стрелка, указывающая путь, двигаясь по которому английский театр мог бы

создать свою собственную могучую традицию.

Я видел две постановки пьесы Жарри «Король Убю», иллюстрирующие разницу между

традициями: грубой и художественной. Был «Убю», поставленны на французском

телевидении, где с помощью электроники он стал воплощением виртуозном ловкости.

Режиссеру блестяще удалось при помощи живых актеров добиться ощущения черных и

белых марионеток. Экран бил разделен на узкие полоски и напоминал обложку комикса.

Мсье Убю и мадам Убю казались ожившими рисунками самого Жарри. Оли были вылитыми

Убю, но отнюдь не из плоти и крови. Телевизионной публике не дано было понять